Комаровский синдром. Из недальних странствий…

Рассказ театрального критика Ирины Крайновой о поездке в Комарово.

Часть 1.Путешествие не из легких

У СТД (ВТО) пансионаты везде и всюду. Это СЖ своих лишился в 90-е. Председатель Союза Михаил Ульянов, а потом Сан Саныч — Калягин их сохранили. Но из множества комфортабельных, современных, удобно расположенных опять выбираю эту полоску карельской земли, «среди тьмы лесов и топи блат», с громыхающим шоссе у самых стен корпуса, с крошечными комнатушками и «старорежимной» обстановкой.

Что же такое есть в этой вечно влажной, ненадежной земле Чернолесья с белесым за ней заливом, что манит и манит она к себе, и не меня одну, и не одно десятилетие? Комарово притягивает не комфортами своими, а легендами, не внутренними роскошествами, а естественной природной средой северо-запада Европы. Историей, щедро богатой на сюжетные повороты, совершенно неповторимой. Наверное, это и есть комаровский синдром.

Столичная аристократия начала осваивать эти места еще в конце позапрошлого века. Выросли островерхие дачки на бывшей финской земле, она становится курортной, престижной. Появились целые деревянные дворцы. Но в 18 году большевики признали независимость Финляндии, и Келломяки (как называлось Комарово) на 26 лет (если считать Отечественную войну) снова финская территория.

Вторая дачная волна накрывает поселок после войны, тут уж весь цвет ленинградской интеллигенции (а не только писательской, как в Переделкине) окажется на перешейке. Лихачев и Шостакович, Ахматова и Бродский, Черкасов и Слуцкий, братья Стругацкие и Евгений Шварц, Товстоногов и Евгений Лебедев, Боярские и Фрейндлих, и еще, еще… Конечно, Даниил Гранин — певец Комарово.

…Разумеется, знала, что путешествие не из простых: такси – электричка – «диагональ» (уж не знаю, как ее называть: метро наземное или электричка) – поезд – метро- снова электричка – опять такси. Но три такие плюхи зараз не ожидала даже я. Когда шла с вокзала через «топорики» выхода, приложила карту и… тут же оказалась зажатой в стальные тиски, причем не чем-нибудь, а головой. Мимо с криком-гиком: «Я, первый, первый приложил!» — проскочил парень, а меня нужно было не только извлечь из пропускника, но и как-то и успокоить. Едва опомнившись и прибыв по «диагонали» на перрон, попыталась со своим чемоданищем спуститься вниз на элеваторе (кто не знает — это большой наземный лифт). Лифт послушно опустился до нижней площадки и…не открылся. Недаром я так боялась этого чуда техники в Японии и никогда одна в него не садилась! Все, что могла придумать, снова вернуться наверх и тащиться со своими баулами дальше. Стресс номер три: при выходе из «диагонали» тормознула меня контролерша с «невалидированным» билетом. Хорошо, он у меня бесплатный. Сама же тетенька-контролер сбегала и «валиди…» — короче, сделала все, как надо. Еще бы знать мне заранее, что на эти самые «диагонали» билеты совсем, оказывается, отдельные! Понастроил их сейчас Собянин через все Москву видимо-невидимо.

Сытая по горло тремя стрессами за час, я тупо уселась на чемодан под Ленинградским вокзалом (пыталась на бордюре – окурили до одури) и просидела в полнейшем ступоре часа два. Старший сынок любимой мамочке взял билет на второй этаж чудного фирменного поезда, не подумав, как мамочка на этот этаж вскарабкается со своими ногами и грузами. Туда ведет узкая лесенка, настолько кривая, что даже зеркало на повороте висит, дорогу указует. Но добрые люди есть везде – подобрали, подняли и опустили и «мине», и вещи.

Кстати, на втором этаже ни стука колес, ни лязга других технических частей вообще не слышно. И соседи попались интеллигентно-петербургские.

И… была еще дорога домой. Не считая того, что такси от пансионата стоило, как чугунный мост, и мы со знакомой вручную (и в ножную) плелись по лабиринтам комаровских улиц к станции; что в электричке у старушки в электичке свистнули мобильник, и мы всем вагоном ее утешали и; что в камере хранения Московского вокзала не было мест, пришлось ползти в какую-то преисподнюю бесконечного подвала и весь день нащупывать в сумочке бумажку с штрих-кодом багажной ячейки; и мчаться в меру моих слабых сил после театра на Петроградской стороне, куда я все же рискнула пойти, на ночной поезд из Питера… а в остальном все было очень хорошо,как той у прекрасной маркизы.

Еще один мини-стресс дня: ни единой электрички до обеда в нашу благословенную Дубну. А на улице позднеосенний дубняк с ветром и дождем, а часы оттикали еще только семь утра… Тут спас меня младшенький, подсказал кафе-читальню, где и согреться, и поесть, и почитать, если что, можно. Тут обнаруживаю антологию одесского юмора лучших современных авторов и хищно сдергиваю ее с полки. Позабыв обо всех тяготах пути, читала запоем до приезда сына, который и доставил меня домой. Сильно хотелось утащить ее на память — рука не поднялась. Но адрес кофейни я не выдам. Вернусь — дочитаю!

Вот такая поездочка, не считая мини-стрессов внутри этой недели ( батарея теплоты парного молока, горячая вода, которая, скорей, не была, чем была, субботний наезд тучи реконструкторов –в столовой, чтобы найти хоть одно местечко, надо сильно постараться). Но если еще придется выбирать между нашими пансионатами на Кавказе, в Крыму и Подмосковье, снова возьму этот кусочек земли, прижатый лесами, болотами и ветрами к белому заливу. Комарово, то, бишь, Келломяки.

Часть 2. Игра стоит свеч

Прочитав про все мои стрессы, народ, поди, думает, что только из них и состоят мои поездки. Нет, конечно. Просыпаться утром под сенью старой, могучей, почти осыпавшейся ели, средь чреды крепких рыжих сосен, радоваться, что сомнительные заказы в столовой сменил «шведский стол» и можно выбирать завтрак из разных сыров, колбас, каш, омлетов, блинчиков, и уж совсем некуда, но набрать еще от жадности вкуснючие, запеченные кружками кабачки и баклажаны… И, вооружившись скандинавками, добрести до конно-спортивного клуба, где «рокот космодрома» шоссе не так оглушителен.

/Очутившись во второй раз в пансионате, я выбрала самый дальний номер. Но стоило мне приоткрыть окошко, начался такой шум, будто пассажирский лайнер разбегался прямо на аллее нашего парка…/

И наблюдать купание гусей на маленьком ипподроме, не сохнущем от несметных ливней. А лошадок наездницы выгуливали вдоль нашей Кавалерийской улицы, на территории клуба и отчасти – в открытом манеже. И — отправиться к заливу в единственный погожий день, увидев его неслыханно голубым, на фоне синего неба, с пенистыми волнами, шумом прибоя- все, как полагается настоящему морскому заливу (куда чаще Финский являет собой бесцветную «мертвую зыбь»),и взобравшись на песчаную дюну в частом гребешке зубьев сосняка, сидя на сером, «в искрах» валуне, глядеть с тоской на «берег дальный»…

И поехать в бывший Терийоки – ныне Зеленогорск на концерт петербургских музыкантов. Кирха 1908 года, еще финская, со всей скоромностью северной архитектуры, но не без национального романтизма. Камень, почти скала, обозначающая место захоронения финских воинов. Витая абстракция — знак примирения после всех войн. Стройная башенка собора, не так давно восстановленная, большая роза окна, распятие на месте утраченной картины .Вместе с Камерным хором из Северной Пальмиры приехала молодая органистка Эльнора Гросс, лауреат многих конкурсов. Бах и Мендельсон в ее исполнении раздвинули стены и своды небольшой церкви, взметая ввысь строгие хоралы, мягко звучали мелодии более поздних времен, заоблачный голос контртенора взлетал вместе со звонкой трелью сопрано, плел единый венок созвучий. Концерты регулярны в Кирхе, а где лучше слушать божественного короля всех инструментов, как не здесь, в его доме…

Не могла уже так бегать по окрестностям, как в прошлый раз (побывала тогда и у будки Ахматовой, и на мемориальном кладбище, и на экскурсии по старинным дачам). Но до музея Келломяки-Комарово добралась. Начинался как частный, из подарков потомков великих комаровцев, у истоков его стояла замечательная женщина, эрудит и энтузиаст Ирина Снеговая. Теперь это госмузей в составе Историко-культурного музейного комплекса в Разливе. И коллекции его время от времени пополняются. Милая девушка Юлия — сотрудница музея провела нам почти двухчасовую экскурсию, терпеливо снеся шквал моих вводных вопросов.

Особенно хорошо в экспозиции представлены великий Дмитрий Лихачев — воспроизведены даже картины французского модернизма из его кабинета, и великий Николай Черкасов – с тахтой, гитарой и фотопортретами в ролях. Совсем недавнее дар музею — уголок рабочего кабинета Гранина. «Культурный слой» Комарово показан черепками посуды, из которой каких-нибудь сто лет назад пили чай на террасах местных дач. Точные карты, сделанные художником, показывает расположение знаменитых дач обитателей поселка. Не удержалась — купила вторую часть книги статей и воспоминаний о Комарово под редакцией Екатерины Боярской, театроведа, дочери замечательных ленинградских актеров Лидии Штыкан и Николая Боярского Теперь она возглавила музей. Помню Николая в роли Тайного советника в «Снежной Королеве». Мы жили тогда в Ленинграде, каждый год папе давали билеты на новогодний утренник с билетами на этот спектакль.
Чем своими словами пересказывать умные мысли, лучше приведу пару цитат истинных комаровцев. Даниил Гранин говорил, что Комарово – это совершенно уникальное место, которому нет аналога в России.

«Конечно, были места, где жили писатели, например, Переделкино, но чтобы в одном месте сошлись и Шостакович, и Соловьев-Седой, и Черкасов, и Евгений Лебедев, и Товстоногов, и Козинцев, и Лихачев, и Евгений Шварц, и Ахматова, и Жирмунский, и Бродский… Писатели, поэты замечательные, ученые, музыканты, артисты, художники, прославившие нашу культуру. Они жили здесь, приезжали сюда… Это не просто дачное место, это что-то, связанное с их биографией, с их творчеством, со всей их жизнью. И вдохновение, и утешение… Это место, где люди любили встречаться, дружили, общались, спорили… Комарово – это единственный своего рода заповедник, вокруг которого собралось все лучшее, что было в Ленинграде в советской науке и культуре. Работалось здесь хорошо в Комарове, но работа сама по себе – занятие не событийное.. Здесь неба мало, мало неба… Зато есть залив. К нам много приезжало французских, китайских, американских писателей. Для них, конечно, Финский залив обладает особой прелестью. Какая-то в нем есть домашность, он ручной…»

А вот слова настоящей подвижницы легендарного поселка Снеговой,: «Советский ренессанс – удивительное время, когда под колоссальным давлением люди продолжали работать, совершать открытия, передавать культурную традицию. А в Комарове ещё и «физики и лирики» постоянно подпитывали друг друга, не говоря о том, что крайне ценным каналом информации тогда была непосредственная передача знаний от, условно, старших к младшим. Многих книг ведь было не достать, какие-то авторы, идеи, школы попросту запрещены, и узнать о них удавалось исключительно в личном общении. Роль Комарова как заповедника, в котором сохранялась и передавалась дальше культура, трудно переоценить. Благодаря этому посёлку во многом мы можем говорить о непрерывности русской, петербургской культурной и научной традиции».

Здесь много и хорошо писали стихи. Они тоже есть в сборнике: «Льдисто, ветрено и звездно./Ночь бездонна и бесслёзна./ Только лишь сосна сосне/ Тихо шепчет в полусне: /То ли – «Слышишь», то ли — «Поздно»…» / Екатерина Полянская/.

До сих пор – полузаграница, лесная дремь и болотная глушь, мекка научно-художественной элиты, за ней — флер «Сталкера» Стругацких и шлейф Тарковского (здесь они и сценарий к фильму написали), и культовый роман «Вилла Рено» о всех чудесах сего клочка суши. …Как же не влюбиться в него, не внести в список избранных мест, вслед за Одессой и Петербургом…

Ирина Крайнова

Опубликовано в Интернет-издании САРЫТАУН.АРТ от 23 октября и 24 октября 2023 года.

Оставить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

восемь + двенадцать =